![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
hitthelimitСколько я себя помню, мне всегда хотелось заглянуть за занавес, посмотреть, что по другую сторону экрана. Не было такой сказки, истории, которую я не хотел бы вычерпать до самого дна. Вопросы «зачем?» и «что дальше?» всегда были моими самыми любимыми. Со временем эта врожденная черта приобрела форму паранойи — узнать, понять, что за чертой. Этакий аналог третьего кадавра профессора Выбегайло, только в виде «почемучки».
Сегодня, знакомясь с творчеством очередного мыслителя, я, наученный опытом всей жизни, уже ищу не ответ на свое неизбывное «почему?», а только лишь линию среза интроспекции, флажки, обозначающие черту, за которую человек не смог заступить. В итоге в списке знакомств появляются две неизменные галочки: одна — удовлетворение, что такой предел обнаружен, вторая — разочарование, что ответа на вопрос все равно нет.
Прочтение этой книги стало для меня вызовом. Я склонен выдавать щедрые кредиты доверия под обещание собеседника/автора разобраться. Рорти превзошел всех, с кем я имел дело до сих пор. Так четко и бескопромисно о сущности квалия не говорил никто. Глава вторая «Личности без умов» просто очаровала меня. В системе моих взглядов понимание сущности собственных состояний занимает центральное место, и я тут же сказал себе — читай дальше, этот человек вычерпает сказку до дна. Ага, сейчас...
Прежде, чем перейти к основной цитате, я все-таки не могу не отдать должное Рорти как тонкому анализатору и мыслителю. Он скурпулезно разобрал все нюансы отношений философов всех времен к проблемам обоснования, различения, ментального и прочих, и организовал свои выводы в строгий линейный ряд, упорядочив существенное и отбросив несущественное, что было у бехивеористов, релятивистов, позитивистов в рамках новейших философских подходов.
Но, и увы, философ остался философом. В лице Рорти, я полагаю, мы имеем блестящий пример того, как блестящий аналитический ум находит оптимальный выбор в рамках уже предложенных многочисленных подходов, но оказывается не в состоянии преодолеть рамки, в которых все эти подходы вызрели. Это, в сущности, различает прямое понимание и понимание вычислением, как мне кажется. Рорти «вычислил» невозможность дихотомии «ментальное — материальное» методом скурпулезного разбора воображаемых ситуаций. Его заключение
«...я предлагаю, чтобы мы отказались от взгляда, согласно которому мы обладаем непоправимым познанием благодаря некоторому специальному отношению к специального рода объектам, называемым „ментальными объектами".»
при всей его очевидной правильности выглядит для меня скорее расчетным, нежели прямым пониманием. Я так считаю потому, что прямые понимания такого рода, уж если они приходят, не позволяют человеку остановиться на полдороге, они обязательно заставят его попытаться заглянуть по другую сторону занавеса.
Но в конце книги я нахожу то место, которое меня по настоящему интересует:
«Страх науки, „сайентизма", „натурализма", самообъективации, обращения посредством слишком большого знания в вещь, а не в личность, есть страх, что весь дискурс станет нормальным дискурсом. То есть это страх, что найдутся истинные или ложные ответы на каждый вопрос, который только можно задать, так что человеческая ценность будет заключаться в знании истин, и человеческая добродетель окажется просто обоснованной истинной верой. Это пугает, потому что это отсекает возможность того, что появится что-либо новое под луной, возможность того, что человеческая жизнь заключается в поэзии, а не просто в размышлении.
Но опасности анормальному дискурсу исходят не от науки или натуралистической философии. Они исходят от скудного питания и секретной полиции. Если есть библиотеки и праздный досуг, разговор, начатый Платоном, не кончится самообъективацией — не потому, что некоторые аспекты мира или человеческих существ избегли участи объектов научного исследования, но просто потому, что свободный и праздный разговор порождает анормальный дискурс так же спонтанно, как костер — летящие искры.
Если мы рассматриваем познание не как сущность, которая должна быть описана учеными или философами, а как право верить по существующим стандартам, тогда мы на правильном пути к рассмотрению разговора как окончательного контекста, в рамках которого должно быть понято познание. Фокус при этом сдвигается с отношения между человеческими существами и объектами их исследования на отношение между альтернативными стандартами обоснования и отсюда — к действительным изменениям в этих стандартах, которые производятся интеллектуальной историей.
Тот факт, что мы можем продолжать разговор, начатый Платоном, без обсуждения тех тем, которые хотел обсуждать Платон, иллюстрирует различие между трактовкой философии как голоса в разговоре и трактовкой ее как предмета, Fach, поля профессионального исследования.»
С одной стороны, у меня нет претензий к сути изложенного. Человек таки добрался до экрана и провел по нему рукой. Но это же только увертюра! Страх самообъективизации, хотя и столь очевидный — это не совсем то, что по другую сторону экрана. В рамках столь блестяще обоснованной им релятивности статуса субъекта в мире можно не опасаться прихода времени, когда истины убъют право человека на флуд.
С другой стороны, меня озадачивает, как человек с такими аналитическими способностями может остановиться у экрана, и даже не поинтересоваться самой возможностью заглянуть за него. Это и есть пример предельной личной интроспекции в отдельно взятом случае. Можно возразить, что Рорти — блестящий философ, и нет смысла требовать от него большего. Но тут кроется парадокс: само его исследование имеет характер всеобщности, хотя и утверждая тотальное право частного на жизнь, в самом себе скрывает обоснование, против которых Рорти так храбро и убедительно сражался. Это наша карма: иметь неявные обоснования своих выводов за экраном, за линией среза интроспекции. Наконец, это просто глупо: быть смертным, но вести себя, как бог. Все выводы Рорти имеют атемпоральный и статичный смысл и не привязаны к человеку непосредственно, что естественно и похвально для классической философии, но совершенно бесполезно для самого человека.
Уж если оставаться философом, то не следовало приводить мысль футуристического плана о безоблачных перспективах существования человека в условиях наступления всеобщей рационализации, так как такого рода прогноз не покрывается исчерпывающим образом смыслом — абстрактно верных - умозаключений Рорти. Рорти, вольно или невольно, сводит функционирование психики человека к возможности анормального дискурса, но дискурс — вторичный продукт психики, как и межсистемная коммуникация в целом. Первичным для психики скорее является встроенное стремление к самостабилизации методом наименьших затрат. Здесь философия заканчивается, равно как она никогда и не начиналась — для реальности. Но это уже Зазеркалье...
PS И снова не могу отдать должное уму Рорти. Вот это его предсказание точно сбывается:
«Вероятно, философия станет чисто наставительной, так что самоидентификация философа будет характеризоваться только в терминах книг, которые читаются и обсуждаются, а не в терминах проблем, которые должны были быть решены. Вероятно, будет найдена новая форма систематической философии, которая не имеет ничего общего с эпистемологией, но которая, тем не менее, делает нормальное философское исследование возможным.»
Не берусь судить о калибре, но по сути, а может быть, даже на шаг впереди, именно таким философом является уважаемый Болдачев, максима которого так и гласит: все, что сказал философ — верно по определению. Тем более это верно, если ты бог и бессмертен :)
![[identity profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/openid.png){kind=small}
no subject
Date: 2010-10-17 08:28 pm (UTC)Правда, я не читал пока.
Спасибо.
Date: 2010-10-17 11:06 pm (UTC)Re: Спасибо.
Date: 2011-01-30 05:34 pm (UTC)