Выглядит — ключевое слово. Но не является. Раз нельзя указать в рамках самой феноменологии источник, ее детерминирующий — а это сделать не представляется возможным, и наука на этот счет молчит — значит, и самостоятельность является феноменологической. Я уже обращал ваше внимание на тонкость модельного представления при обращении к КА: «наблюдатель» должен быть сущностью на поле КА, а не внешним. В этом случае его и наши умозаключения будут функционально коррелировать. И будет иметь место принципиальный переход между порождающей, детерминирующей и феноменальной частями, тут и там. Т.е., нет никакой разницы. Наблюдатель-сущность на поле КА будет точно также, как и вы, и точно с теми же основаниями заявлять: “Тут феноменология выглядит самостоятельной.”
Именно с целью преодоления этой модельной шероховатости я использовал идею «нефеноменальной развертки алгоритма», которая служит виртуальной основой для вынесения наблюдателя за пределы собственной феноменальной среды. Подумайте: в случае с КА, мы помещаем всю схему в наш феноменальный мир, где время, к примеру, уже есть. Это некорректно. Надо помнить, что по условиям концепции, спонтанное скольжение по развертке алгоритма и есть процесс порождения времени. Значит, в идеальной модели с КА надо полагать, что имеется (условно) полная развертка алгоритма — вне времени! - и только скольжение по ней порождает феноменологию клеточного поля, с самим полем, длительностями и так далее.
Это момент преодоления собственной субъективности, самый главный порог, который должен быть взят.
«Возникает вопрос лимит чего или кого и насколько кардинальная смена статуска этого чего допускается в рамках модели, которая указывает на лимит.»
Это исключительно хороший вопрос, и он все еще открыт для меня. Я уже писал, что обращение к модельной практике в теории катастроф сильно озадачивает именно необходимостью с потрясающей четкостью выделять системообразующие характеристики, подвергающиеся катастрофической динамике. Из всего, что мы обсуждаем, этот момент является одним из наиболее сложных. Я уже потерпел фиаско в попытке обосновать смысл сложности систем на онтологическом уровне. Сейчас я подозреваю, что искомый предел сложности конституируется базовыми правилами алгоритма для нашей реальности, но это все равно что ничего не сказать. Я сейчас работаю над этим.
«Это странная истина, о которой вы никогда не говорили не слова.»
Я отрицаю горизонтальную причинность, и мой дисклеймер — шутка. В жизни есть вызов, перед которым даже смерть — бытовая мелочь. Есть психогенная сингулярность, и есть ее страх. Обосраться до начала боя — не доблесть.
Re: Феноменология.
Date: 2012-06-03 08:50 pm (UTC)Выглядит — ключевое слово. Но не является. Раз нельзя указать в рамках самой феноменологии источник, ее детерминирующий — а это сделать не представляется возможным, и наука на этот счет молчит — значит, и самостоятельность является феноменологической. Я уже обращал ваше внимание на тонкость модельного представления при обращении к КА: «наблюдатель» должен быть сущностью на поле КА, а не внешним. В этом случае его и наши умозаключения будут функционально коррелировать. И будет иметь место принципиальный переход между порождающей, детерминирующей и феноменальной частями, тут и там. Т.е., нет никакой разницы. Наблюдатель-сущность на поле КА будет точно также, как и вы, и точно с теми же основаниями заявлять: “Тут феноменология выглядит самостоятельной.”
Именно с целью преодоления этой модельной шероховатости я использовал идею «нефеноменальной развертки алгоритма», которая служит виртуальной основой для вынесения наблюдателя за пределы собственной феноменальной среды. Подумайте: в случае с КА, мы помещаем всю схему в наш феноменальный мир, где время, к примеру, уже есть. Это некорректно. Надо помнить, что по условиям концепции, спонтанное скольжение по развертке алгоритма и есть процесс порождения времени. Значит, в идеальной модели с КА надо полагать, что имеется (условно) полная развертка алгоритма — вне времени! - и только скольжение по ней порождает феноменологию клеточного поля, с самим полем, длительностями и так далее.
Это момент преодоления собственной субъективности, самый главный порог, который должен быть взят.
«Возникает вопрос лимит чего или кого и насколько кардинальная смена статуска этого чего допускается в рамках модели, которая указывает на лимит.»
Это исключительно хороший вопрос, и он все еще открыт для меня. Я уже писал, что обращение к модельной практике в теории катастроф сильно озадачивает именно необходимостью с потрясающей четкостью выделять системообразующие характеристики, подвергающиеся катастрофической динамике. Из всего, что мы обсуждаем, этот момент является одним из наиболее сложных. Я уже потерпел фиаско в попытке обосновать смысл сложности систем на онтологическом уровне. Сейчас я подозреваю, что искомый предел сложности конституируется базовыми правилами алгоритма для нашей реальности, но это все равно что ничего не сказать. Я сейчас работаю над этим.
«Это странная истина, о которой вы никогда не говорили не слова.»
Я отрицаю горизонтальную причинность, и мой дисклеймер — шутка. В жизни есть вызов, перед которым даже смерть — бытовая мелочь. Есть психогенная сингулярность, и есть ее страх. Обосраться до начала боя — не доблесть.