Трудности интерпретации
Aug. 13th, 2011 10:56 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
hitthelimitК. Кастанеда, «Второе кольцо силы»
Прагматика.
Продолжаю тему предыдущего поста. Здесь я надеюсь сформулировать более определенные выводы в части интерпретации Реальности.
Понятие "интерпретация" здесь имеет примерно этот смысл.
Если вдумчиво анализировать существующие интерпретации КМ, то невозможно избавиться от ощущения, что эти интерпретации не являются в полной мере последовательными. В этом смысле Копенгагенская интерпретация оказывается в самом худшем положении: в ней просто постулируются ограничения на некие состояния, но научная последовательность в данном случае требует, чтобы этим ограничениям также была дана интерпретация, чего, как известно, не происходит. Интерпретация типа «это так, потому что это так» не может быть признана удовлетворительной.
Вообще, исходя из формулировок самой интерпретации, никак не следует, что всякий раз должна находиться некая предельная интерпретация всего, но такое благодушие в данном рассмотрении не допускается. Строгий метод науки убедительно показывает, что реальность является целостной, поэтому принципиальный отказ от следующего шага по интерпретации явления можно рассматривать как признание нарушения этой целостности. В области явлений, связанных с большинством макросистем, нахождение следующего, более глубокого интерпретационного шага хотя и может являться нетривиальной задачей, всегда возможно в принципе, хотя бы в соответствии с методом редукции.
Ситуация полностью меняется в области интерпретаций квантовой феноменологии. Попытка перейти к следующему интерпретационному шагу сталкивается с отсутствием нетавтологического в феноменальной реальности словаря. Так, к примеру, появилась и эффектно скончалась идея о скрытых параметрах. Словарь феноменологической реальности покоится на производных пространства и времени, но следующий интерпретационный шаг в КМ потребовал терминов, которые бы не являлись производными от этих двух.
Я нахожу ситуацию более чем прозрачной. В статьях по интерпретациям КМ указывается, что возможной проблемой является понятие наблюдателя/наблюдения, в связи с чем была развита идея декогеренции. Опять же, анализ говорит нам, что идея декогеренции в целом тавтологична идее наблюдения в КМ, и только выступает в виде дымовой завесы над проблемой.
В принципе, к проблеме предельной интерпретации подводит попытка анализа любого наблюдаемого «парадокса» в КМ, но методологически наиболее удобной оказывается рассмотрение смысла экспериментов по проверке теории Белла (неравенств Белла). С объяснением этих экспериментов «на пальцах» можно ознакомиться у Брайана Грина в «Ткань космоса. Пространство, время и текстура реальности» (см. выдержки в конце поста).
Опять же, внимательное рассмотрение этих экспериментов позволяет заметить, что в окончательных формулировках, равно как и в последующих недоуменных вопросах (связанных с необходимостью констатации наличия нелокальности) неустранимо присутствие фразы, по смыслу аналогичной «измеряем параметр частицы». И это не просто фраза, это воплощение неявно подразумеваемого смысла, того смысла, который в дальнейшем отсекает возможность следующего интерпретационного шага.
Вообще, это ключевой момент в понимании, и как все простейшее, он исключительно сложный.
Методом науки является метод редукции. «Более сложные явления» должны быть объяснены через более простые. Только тогда заработают транзисторы, моторы, ракеты и тому подобное. Там, где метод редукции не применяется, работает метод тыка (иногда действительно работает, но в жестких рамках).
Что означает требование редукции? Никак не менее, чем отказ от идеи эмерджентности. Т.е.,такая идея может быть, но в последовательность интерпретационных шагов она не может быть включена — в принципе. Именно это понимание, явное или интуитивное, видимо, и породило такую интерпретацию в КМ, которая называется «заткнись и считай».
Давайте тщательно препарируем семантику фразы «измеряем параметр».
В соответствии с требованием метода науки, процедура «измерения параметра» сама должна быть предметом редукции. И в случаях с техническими устройствами тут не возникает никаких затруднений — все легко сводится к квантовому уровню, при необходимости. Но, когда дело доходит именно до интерпретации феномена, «наблюдатель» чудесным образом «декогерирует», «уплотняется» до состояния нередуцируемой системы, нередуцируемого феномена, которому придается некая целостность, из которой проступают ослиные уши феномена «сознания». Почему это происходит? У меня есть совершенно определенный ответ: за это ответственна неявно присутствующая идея эмерджентности, конечности и самодостаточности некоторого фиксируемого феномена. Полагается само собой разумеющимся, что некто, «наблюдатель», совершил некий акт (наблюдение), и смысл этого акта имеет самодостаточную природу.
Но такая идея идет вразрез с тем, что этот же «наблюдатель наблюдает» в КМ. Можно сказать так: введение акта наблюдения противоречит идее целостности реальности. Таким образом, прежде чем констатировать (в Копенгагенской) интерпретации КМ, что некие состояния имеют некие ограничения, прежде всего этого! - следует сказать, что идея наблюдения не имеет корреляции с идеей целостности реальности, попросту ей противоречит.
И опять же, если вдуматься, это и логично, и очевидно. Давайте вернемся к экрану с изображением динамики работы клеточного автомата, как это делалось в предыдущем посте.
Вообразим себе наблюдателя в виде некоторой сложной структуры на поле КА. В соответствии с его феноменологией, он производит наблюдения методом некоторого взаимодействия. В жестких рамках феноменологии клеточного поля все корректно — это действительно наблюдатель, и он действительно взаимодействует/наблюдает. Но, будучи системой, стоящей и над феноменологией клеточного поля, и над феноменологией порождающего его алгоритма, мы понимаем, что наш «клеточный» наблюдатель не является самостоятельной фигурой, а только марионеткой, и наблюдения его суть не более, чем реализация отделенного от него барьером порождения алгоритма. Тогда в нашем понимании мы достигаем целостности мира КА, той самой целостности, которая в определенный, критический момент оказывается нарушенной для «клеточного» наблюдателя. Для устранения основы такого нарушения «клеточный» наблюдатель должен принять парадигму своего функционального «несуществования», если угодно.
Я полагаю, аналогия с нами и уместна, и прозрачна. Методологически я пока не вижу возражения к требованию смены эмерджентной парадигмы на «сверх-эмерджентный» детерминизм. В самом деле, в мире феноменов детерминизм не может обладать тем смыслом, который мы ему приписываем по умолчанию, что приводит, в конечном счете, к появлению якобы самодостаточного в своих функциях наблюдателя. Детерминизм феноменальной реальности — это всего лишь набор соглашений, бытовых или научных — суть не меняется.
Возвращаясь к проверке неравенств Белла, получаем следующее. Корреляция спинов при втором измерении имеет место не потому, что произошло нечто в связи с выполнением первого измерения. Само выполнение первого измерения есть таже самая часть алгоритмической процедуры не-эмерджентного детерминизма, что и согласование параметров на второй частице. Понимание такой раскладки делает согласование параметров спутанных частиц не более удивительным, чем сам факт какого-то отдельного наблюдения. Эту идею можно постулировать следующим образом:
Феноменальная часть реальности не имеет влияния на порождающую часть.
А из этого следует более частный постулат:
Феноменальная часть реальности не имеет влияния и на феномены этой реальности, просто по причине отсутствия механизма.
Идея, в сущности, банальна: полагать иначе — это все равно как принимать кино за чистую монету реальности. Экран кино или телевизора можно рассматривать как поле КА с наличием на нем некоторой феноменологии, которая не является самодостаточной в соотнесении с отражаемым нами смыслом точно также, как и не была бы она самодостаточной в рамках собственной феноменологии, констатирующей активно-самодостаточный смысл эмерджентных образований. Потому что существует несколько порождающих уровней за пределами экрана...
Лирика.
Лирические отступления призваны помочь глубже понять прагматику моих выводов.
В сущности, философский аспект этих выводов не нов, ему уже несколько тысяч лет. Что же нового имеется в сегодняшних формулировках идеи «майя»? Трудно быть определенным в этом вопросе, но возможно, дела обстоят следующим образом.
Прямое понимание фундаментальных систем отношений в реальности спонтанно возможно в силу особенностей нашей психики, и само появление эзотерических учений тысячи лет назад с глубиной, предвосхитившей изумление человека от встречи с микромиром, не вызывает особых вопросов. Однако, как говорится, много званых, но мало призванных. Я вижу здесь инструменталистский момент. Момент фундаментального откровения длится считанные секунды, после чего человек остается наедине со смутным воспоминанием полученного знания. Это как если бросить взгляд на лабиринт сверху, успеть себя увидеть в этом лабиринте, и тут же потерять картинку, так и не успев найти из лабиринта выход. Мы сейчас находимся в несравненно лучшем положении, нежели адепты глубокого знания сотни лет назад. Ранее, случайно прозревший человек мог иметь дело только со смутными обрывками своего видения, что явно не под силу человеческой психике. Большинство таких случаев заканчивалось религиозной интерпретацией. Сегодня мы можем спокойно обращаться к обширной информации релевантного свойства, позволяющей устойчиво видеть, по крайней мере, отдельные сегменты огромного ускользающего пазла. Эзотерические учения древности только верно констатировали наличие проблемы Существования и наблюдателя, но достоверно не известно, что это хотя бы раз было сделано с учетом фактического несуществования наблюдателя/наблюдения.
Констатация мною здесь постулата о не влиянии феноменологии на алгоритм отнюдь не терминирует интересный процесс последовательного разворачивания алгоритма в феноменологии данного времени. Влияние со стороны порождающей части реальности, над-эмерджентный детерминизм, продолжает модифицировать феноменологическую реальность, и мы, в качестве наиболее сложного локального феномена, обнаруживаем себя в зоне притяжения некоего любопытного аттрактора, по ходу дела обдирающего с нашей психики луковичные оболочки феноменологического кокона. Это нечто происходит не потому, что мы прилагаем к тому усилия, а потому, что таковы условия алгоритма. Этот текст, в частности, появился тут не потому, что такова была моя воля, а потому, что алгоритм порождения феноменальной реальности отработал этот цикл. И в данном случае отнюдь не все равно, как на это посмотреть... Это вопрос понимания, а вопрос понимания — это вопрос позиционирования себя феноменальной системой (психикой) в процессе движения к упомянутому аттрактору. Полезно представить это как забег роботизированных игрушек, в котором каждая может определить свою позицию на треке, относительно других участников, свои возможности по части софта и харда, делать прогнозы и т.д., при этом не являясь ни в коей мере активной самодостаточной системой, так как все, что может произойти в этом забеге, определяется причинами, лежащими — в конечном счете - вне игрушек. Если бы я собрал своих единомышленников для обсуждения этой темы, то было бы неправильно считать, что имеет место обмен мнениями, поиск истины, навязывание своей точки зрения и тому подобное. Если бы все участники придерживались именно таких взглядов, то это говорило бы всего лишь о том, что с точки позиционирования себя в забеге мы находимся недалеко от старта.
Это имеет отношение к понятию безупречности в системе взглядов, изложенных у Кастанеды. Как оказывается, это никакое не произвольно практикуемое свойство психики. Безупречность — это свойство системы быть эффективно вовлеченной в процесс приближения к аттрактору, и нет ничего такого, что система могла бы сделать по изменению параметров этого свойства. В точности этот же комментарий приложим и к понятию намерения. А концепция силы имеет прямое отношение к идее существования порождающего алгоритма.
************************************************
Выдержки по вопросу проверки наравенств Белла из книги Брайана Грина «Ткань космоса. Пространство, время и текстура реальности».
Тестирование реальности
Чтобы понять суть идеи Белла, вернёмся к Малдеру и Скалли и представим, что каждый из них получил другую посылку, также содержащую титановые коробочки, но с новой важной особенностью. Теперь каждая титановая коробочка имеет не одну, а три дверки: одну сверху, одну сбоку и одну спереди{81}. Сопроводительное письмо извещает, что теперь при открытии любой из трёх дверок коробочки находящийся внутри неё шарик вспыхивает случайным образом либо синим, либо красным цветом. Если на той же коробочке открывается другая дверка (например, верхняя вместо боковой или передней), то шарик может случайным образом вспыхнуть другим цветом. Но когда уже открыта одна дверка и шарик вспыхнул каким-то цветом, то невозможно определить, какой был бы цвет шарика, если бы мы открыли другую дверку. (Это свойство соответствует квантовой неопределённости: точно измерив одну характеристику, вы ничего не можете сказать относительно других). Наконец, в письме говорится, что снова имеется таинственная связь, странное сцепление между двумя наборами титановых коробочек: несмотря на то что все шарики случайным образом выбирают свой цвет при открытии одной из трёх дверок своей коробочки, если Малдер и Скалли откроют одинаковые дверки коробочек с одним и тем же номером, то увидят шарики одинакового цвета. Например, если Малдер откроет верхнюю дверку на своей коробочке с номером 1 и увидит синий шарик, то Скалли также увидит синий шарик, открыв верхнюю дверку на своей коробочке с номером 1; если Малдер откроет боковую дверку на свой коробочке номер 2 и увидит красный цвет, то и Скалли увидит красный, открыв боковую дверку на своей коробочке номер 2, и т. д. И открыв несколько дюжин коробочек (предварительно договариваясь по телефону, какую дверку какой коробочки открывать в следующий раз), Скалли и Малдер убеждаются, что всё так и есть, как написано в письме.
Хотя Малдер и Скалли поставлены в несколько более сложную ситуацию, чем раньше, но на первый взгляд кажется, что прежние аргументы Скалли подойдут и здесь.
«Малдер, — говорит Скалли, — это столь же глупо, как в прошлый раз. И здесь нет тайны. Шарики внутри каждой коробочки можно просто запрограммировать. Ты не находишь?»
«Но теперь тут три дверки, — возражает Малдер, — так что шарик не может “знать”, какую дверку мы откроем, верно?»
«А ему и не нужно гадать, — объясняет Скалли. — Всё это запрограммировано. Возьмём, к примеру, следующую неоткрытую коробочку под номером 37. Представь себе, что шарик в моей коробочке 37 запрограммирован, скажем, вспыхнуть красным цветом, если открыта верхняя дверка, синим цветом, если открыта боковая, и снова красным, если открыта передняя дверка. Я называю это программу красный, синий, красный. И тогда ясно, что тот, кто послал нам эту штуку, ввёл в твою коробочку 37 ту же самую программу, так что когда мы оба откроем одинаковые дверки, то увидим одинаковые цвета. Это объясняет “таинственную связь”: если наши коробочки с одинаковыми номерами запрограммированы одинаковым образом, то мы увидим одинаковые цвета, открыв одинаковые дверки. Нет здесь никакой тайны!»
Но Малдер не верит в то, что шарики запрограммированы. Он верит письму. Он верит, что шарики случайным образом выбирают между красным и синим цветом при открытии одной из дверок, так что между его коробочками и коробочками Скалли действительно существует некая таинственная дальнодействующая связь.
Кто же прав? Поскольку невозможно изучить шарики перед или во время предполагаемого случайного выбора цвета (помните, что любая такая попытка приведёт к тому, что шарик немедленно выберет себе цвет случайным образом), то кажется невозможным установить, кто прав — Малдер или Скалли.
Однако примечательно, что после небольшого раздумья Малдер понимает, что можно провести эксперимент, который определил бы, кто же прав. Рассуждения Малдера просты, но они всё же чуть глубже, чем раньше, затрагивают математику. Несомненно, стоит попытаться проследить детали — их не так уж и много, — но не беспокойтесь, если что-то ускользнёт от вас; мы вскоре кратко суммируем основные выводы.
Малдер понимает, что он и Скалли до сих пор рассматривали лишь то, что произойдёт, если они будут открывать одинаковые дверки в коробочках с одинаковыми номерами. Перезвонив Скалли, он взволнованно объясняет ей, что можно узнать кое-что важное, если они будут выбирать дверки случайным образом и независимо друг от друга, а не открывать всегда одинаковые дверки.
«Малдер, пожалуйста, дай мне насладиться своим отпуском. Что мы можем узнать таким образом?»
«Скалли, мы сможем рассудить, кто из нас прав».
«Ладно, я слушаю».
«Всё очень просто, — продолжает Малдер. — Вот что я понял. Если ты права, то, открывая двери одинаковых коробок случайным образом и независимо друг от друга, мы обнаружим, что более чем в 50% случаев наши результаты (цвета шариков) совпадут. Разумеется, для набора статистики надо открыть достаточно много коробок. Но если мы обнаружим, что наши результаты не совпадают более чем в 50% случаев, тогда ты не можешь быть права».
«В самом деле, почему так?» — немного заинтересовалась Скалли.
«Вот пример, — продолжает Малдер. — Предположим, ты права, и каждый шарик действует в соответствии с программой. Пусть к примеру, какая-то коробочка запрограммирована так, что при открытии верхней, боковой и передней дверок появляются синий, синий и красный цвета соответственно. Далее, поскольку мы оба выбираем одну из трёх дверок, то всего имеется девять возможных комбинаций дверок, которые мы можем открыть в своих коробочках с одинаковым номером. Например, я могу выбрать верхнюю дверку на своей коробочке, тогда как ты можешь выбрать боковую на своей; или я могу выбрать переднюю дверку, а ты — верхнюю и т. д.»
«Да, конечно, — перебивает Скалли. — Если мы припишем верхней дверке номер 1, боковой — номер 2, а передней — 3, то получается ровно девять комбинаций выбора дверок: (1, 1), (1, 2), (1, 3), (2, 1), (2, 2), (2, 3), (3, 1), (3, 2) и (3, 3)».
«Да, всё верно, — продолжает Малдер. — Теперь важный момент: пять из девяти комбинаций дверок — (1, 1), (2, 2), (3, 3), (1, 2) и (2, 1) — соответствуют тому, что открыв свои дверки, мы увидим один и тот же цвет. В первых трёх вариантах мы выбираем одинаковые дверки, а тогда, как мы знаем, мы всегда видим одинаковые цвета. В остальных двух случаях — (1, 2) и (2, 1) — мы тоже обнаруживаем одинаковые цвета, но уже в силу того, что шарики запрограммированы на один цвет (синий) при открытии дверок с номерами 1 и 2. Итого, поскольку 5 больше половины от 9, то более чем в половине случаев — более чем в 50% случаев — мы увидим один и тот же цвет».
«Но подожди, — протестует Скалли. — В твоём примере все коробочки запрограммированы одинаково: синий, синий, красный. Я же предполагала, что коробочки с разными номерами могут быть запрограммированы по-разному».
«На самом деле это не имеет значения. Вывод справедлив для любых вариантов программ. Смотри, мои рассуждения с вариантом синий, синий, красный опирались только на тот факт, что два цвета в программе одинаковы, так что мой вывод справедлив для любого варианта программы с двумя одинаковыми цветами: красный, красный, синий или красный, синий, красный и т. д. В любом варианте будет как минимум два одинаковых цвета; иной исход будет лишь в случае, когда все три цвета одинаковы — красный, красный, красный или синий, синий, синий. Но в последнем случае мы всегда увидим одинаковый цвет, какие бы дверцы мы ни выбрали, так что процент совпадений только увеличится. Итак, если твоё объяснение верно и коробочки запрограммированы — пусть даже каждая пара коробочек с одинаковыми номерами запрограммирована по-своему — то мы должны увидеть одинаковые цвета более чем в 50% случаев».
Таковы аргументы. Трудная часть наших рассуждений позади. Суть в том, что существует тест, позволяющий установить, права ли Скалли и действует ли каждый шарик в соответствии с программой, которая однозначно определяет, какой вспыхнет свет в зависимости от того, какая дверка откроется. Скалли с Малдером осталось лишь провести сам эксперимент: случайным образом и независимо друг от друга открывать по одной из дверок в каждой паре коробочек с одинаковыми номерами и записывать цвет шариков. Затем им надо будет сравнить свои записи и установить, совпали ли их результаты более чем в 50% случаев.
Примечание (hitthelimit): в этом описании опущены некоторые важные моменты реальных опытов, так что при наличии интереса следует обратиться к иным источникам.
